Сизова М.И.
Студент, кафедра филологии, Самарский Государственный Университет
«Новейшая драма» была рождена в режиссёрском театре как новая концепция видения мира, возникшая в последние десятилетия двадцатого века. Стимулом к её возникновению послужили социальные преобразования, перевернувшие привычное существование людей и заставившие их по- другому взглянуть на устоявшиеся ценности. Иными словами, «новейшая драма» — ответная реакция человека на современное состояние мира и своё существование в нем.
Современные литературоведы и критики обычно выделяют три главных центра новодрамовского движения — Екатеринбург, Москву и Тольятти.
Как известно, московская школа драматургии сосредоточена, главным образом, около театра DOC и центра Рощина и Казанцева, екатеринбургская связана с театром Николая Коляды, а тольяттинская школа, о которой пойдёт моё дальнейшее повествование, возникла на базе экспериментального театра «Голосова 20» и более 10 лет собиравшегося в Тольятти фестиваля искусств «Майские чтения». Руководителем студии, арт-директором и вдохновителем «Майских чтений», а также идеологом и в своем роде «патриархом» (так его именует новодрамовская критика) тольяттинской школы стал драматург Вадим Леванов, собравший под своим крылом и буквально наставивший на драматургический путь Вячеслава и Михаила Дурненковых, Юрия Клавдиева. Это наиболее известные представители тольяттинской драматургической школы, существование которой признано всеми представителями новодрамовского движения и окончательно было узаконено весной 2007 года, когда в рамках традиционного тольяттинского «Международного театрального фестиваля на Волге» прошел в виде своеобразной инсталляции фестиваль «Новой драмы», представивший пьесы тольяттинский драматургов на сценах московских театров. Братья Дурненковы (пишущие и вместе и порознь), Клавдиев, Леванов сегодня знаковые фигуры «новой драмы» наряду с братьями Пресняковыми, Угаровым, Сигаревым, Вырыпаевым и другими. Правда, сегодня только Леванов по-прежнему остается тольяттинским жителем. Дурненковы обретаются преимущественно в Москве, Клавдиев в Петербурге. Но во всех своих интервью клянутся в неразрывной связи с Тольятти и в том, что именно этот странный, необычный город сформировал их как художников. И связь эта выражается, в первую очередь, в формировании тольяттинского «городского текста».
Наиболее непосредственно это получается у Юрия Клавдиева, который выстраивает свои пьесы в реальном времени и пространстве. Например, в пьесе «Собиратель пуль» его герой учится в типичной тольяттинской школе, гуляет по знакомым местным жителям улицам. То есть полностью погружается в контекст постиндустриального города. Или же в пьесе «Пойдём, нас ждёт машина» ощущение задымлённого, Богом забытого города рождается сразу — из ремарок и первых реплик. Город кажется свалкой. Свалка немного похожа на ту, по которой бродил Сталкер из романа братьев Стругацких: жить здесь нельзя, а думать опасно.
«Городской текст» пьес Вадима Леванова, напротив, не имеет чёткой выраженности в словах, не проявлен в топонимах. Пьеса «Шар братьев Монгольфье» — описание полёта трёх героев над городом. Они разглядывают открывающееся их взору пространство, называют улицы, вспоминают, в каких гостиницах останавливались… В пьесе несколько лирических монологов, в которых возникает очень конкретный в частных деталаях, но в целом достаточно обобщённый образ большого города.
В пьесах братьев Дурненковых пространственные образы скорее архетипичны и могут быть объединены в две большие группы:
— деревенское пространство (в пьесах Вячеслава Дурненкова «В чёрном-чёрном городе» и «Ручейник»);
— городское — пространство небольшой квартиры, парка, сквера, дома престарелых, театра (в пьесах Вячеслава Дурненкова «Mutter», Михаила Дурненкова «Красная чашка», «Культурный слой», Вячеслава и Михаила Дурненковых «Кто-то такой счастливый», «Супротив человека»).
Причём, каждый вид пространства прямо или косвенно соотносится с возрастом героев. Городское пространство — это в основном место, в котором действуют молодые люди, носители творческой потенции, которая открывается под давлением обстоятельств (стресса, несчастья) или же в процессе задушевной беседы («Культурный слой»). Шок позволяет повернуть их сознание, возродить в них определённый культурный слой, который не был использован в полной мере. Пробуждение или, лучше сказать, прорыв в иной мир является символическим освобождением и очищением.
Особый вариант этой безграничной замкнутости обнаруживается в пьесе «В черном-черном городе». Письмо бабы Мани, своеобразно описывающее привязанность человека к земле, с одной стороны, отражает в себе вековую традицию русской литературы, а с другой стороны, в нем явно слышен голос лирического героя, говорящего о главном новым языком с новой лексикой и новым понятийным рядом. Например: чужое киберпространство, чужой культурный пользователь, форматировать видимый ландшафт, инсталлировать яблони, грузятся околицы. [1, 216].
Иным, в данном случае, является пространство природы, изначально более гармоничное, но одновременно с этим, менее упорядоченное. В природном или деревенском пространстве существуют люди пожилые, много повидавшие на своём веку и потому наделённые житейской мудростью (дед в «Культурном слое», Илья Сергеевич в «Ручейнике»), а также дети как носители высшей истины (дети Дима и Оля «В чёрном- чёрном городе»).
Однако между пространством города и природным пространством порой нет четкой границы: они как бы смешиваются, рассыпаются на отдельные части и складываются заново непонятным образом.
Очнулся я в тенистом городском парке на детских качелях. Какое-то время я не мог видеть, предметы расплывались, но самые таинственные перемены произошли со звуками, они как будто слились в один мультипликационный звукоряд, словно сотни Чебурашек разом жаловались на свою судьбу. [1, 67].
Несмотря на отсутствие границ, возникает ощущение замкнутого пространства, которое не выпускает героя, затягивает. Оно становится единственно возможным для существования.
Пространство — обытовлённое скопище мелочей, связывающих героя и составляющих смысл его существования. Порой пространство может нести гибель (взрыв в квартире художника Саши в пьесе Михаила и Вячеслава Дурненковых «Культурный слой»), но оно не воспринимается фатально. После взрыва жизнь продолжает идти своим чередом: в квартиру заезжают новые люди со своими проблемами, переживаниями, привычками, и вокруг них формируется «новый культурный слой».
Пространство и герой зависят друг от друга. Герой, попадая в непривычные условия существования, перестраивает свою мировоззренческую позицию, и, одновременно с этим, пространство, взаимодействуя с ним, приобретает индивидуальные черты человека.
Литература
1. В. Дурненков, М. Дурненков. Культурный слой // Культурный слой. М.: Эксмо. 2005. С. 171-217.
Загрузка...
